НАЗАРЕНКО Т. Г. ______________ NAZARENKO Tatiana

НАЗАРЕНКО, ТАТЬЯНА ГРИГОРЬЕВНА (р. 1944), русская художница, мастер живописи, представительница «карнавализма» в русском изобразительном искусстве.
Родилась в Москве 24 июня 1944 в семье кадрового военного. Окончила Художественный институт имени В.И.Сурикова (1968), где училась, в частности, у Д.Д.Жилинского, занималась также в творческих мастерских Академии художеств СССР (1969–1972), где ее наставником был Г.М.Коржев.
Завоевала официальное признание произведениями, как будто бы вполне отвечающими традиционным представлениям об идеологически выдержанной «тематической картине» (Казнь народовольцев, 1969–1972, Третьяковская галерея; Партизаны пришли, 1975, Министерство культуры Российской Федерации), однако уже здесь проявилась характерная для нее театрализация и смысловая многослойность образов.
В вещах более лирически-интимных ее живопись уже откровенно «деидеологизируется» – в мотивах народной гульбы (Проводы зимы, 1973, Союз художников России) и «посиделок в мастерской» (Московский вечер, 1978, Министерство культуры РФ), мотивах лукаво-ироничных, либо поэтико-созерцательных. Тут Назаренко выступает как одна из лидеров «карнавализма», стилистической тенденции 1970–1980-х годов, ярко выразившей бурный процесс размывания и, в конечном счете, исчезновения границ между «официальным» и «неофициальным» творчеством. Автопортрет 1984–1986 (собственность автора), где Назаренко в образе цирковой плясуньи проходит над головами тогдашних культур-функционеров, стал в этом смысле образом по-своему эпохальным.
Со временем ее живописные «театры» становились все более драматически-гротескными, включая элементы сюрреалистического «черного юмора» (сквозные символы масок, кукольного театра, людоедства). С 1996 она часто придавала своим образам трехмерность, дополняя или заменяя свои полотна комбинациями силуэтных фигур в размер натуры, как бы вышедших из картины в реальный мир (инсталляции: Переход, 1996; Мой Париж, 1997). Лауреат Государственной премии Российской Федерации (1994).


Список иллюстраций:

Танцплощадка. 1977.
Я помню чудное мгновенье.
Автопортрет с сыном. 1977
Циркачка. 1984.
Куклы из Джайкура. 1989 г.






















































































































































---------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------


Белла ЕЗЕРСКАЯ - "ОБМАНКИ ТАТЬЯНЫ НАЗАРЕНКО".

К выставке "Моя Россия" в Расе University

У героев Татьяны Назаренко - нелепые фигуры и ограниченные лица людей, у которых нет будущего. Назаренко уверяет, что она ничего не преувеличивает, все персонажи списаны с натуры.

Поэт сказал: "Каждый пишет, как он слышит, не стараясь угодить". Художница Татьяна Назаренко пишет, как она чувствует. Но не стоит упрекать ее в отсутствии патриотизма. Патриотизм Татьяны Назаренко - не на экспорт, как, например, у Глазунова. Он - глубоко внутренний, я бы сказала, интимный. Она сострадает своим несчастным героям до глубины души. Она среди них, она с ними, она - одна из них. Большинство работ Назаренко автобиографичны. Вот ее знаменитая "Циркачка", свободно балансирующая на натянутой проволоке над скопищем завистников и недоброжелателей. Назаренко нелегко досталась эта свобода. Но, даже добившись признания и известности, она не освободилась полностью. Тому свидетельством - ее голова на блюде, вокруг которого собрались алчущие человеко-звери с ножами в руках. Это - "комплимент" в сторону галерейщиков.

Назаренко не чуждается ярлыков, без которых критики не могут обойтись. Наоборот, она с каким-то вызовом называет себя реалистом, словно защищая свое право на этот устаревший и немодный жанр. Нужно мужество, чтобы сохранить себя в этом мире пост-импрессионизма, абстракционизма, концептуализма и прочих "измов", где даже фигуратив ещё совсем недавно считался безнадёжно устаревшим. Её реализм - примитивистский, носит несколько лубочный характер. Но уж точно он не имеет ничего общего с социалистическим, изображавшим жизнь не такой, какой она есть на самом деле, а такой, какой она должна быть. Может быть, на фоне этих фальшивых залакированных сюжетов и набивших оскомину стереотипов, ее искусство шокирует. Иногда даже кажется, что она решила взрывать эти стереотипы пародией. Так, например, она покусилась на святая святых социалистической символики - скульптурную группу Мухиной "Рабочий и колхозница", много лет украшавшую собой вход на ВДНХ, заставку Мосфильма. Колхозницу заменила проститутка в красном пиджаке, из-под которого торчат длинные ноги, пролетария - рабочий с лопатой в руке и бутылкой в кармане .

Американский критик Дональд Куспит в предисловии к каталогу назвал реализм Назаренко абсурдистским - по реальности, породившей его. Большая часть творческой жизни художницы пришлась на советское время, и, хотя со дня падения империи прошло уже одиннадцать лет, ее постперестроечные герои до сих пор отмечены печатью "совковости". В творчестве художницы возникла тема "подпольной" России - не в прежнем "диссидентском" смысле, а по локации в московских подземных переходах. Подземная Москва - это мир людей, выброшенных из жизни стремительным водоворотом истории, еще недавно относительно благополучная, но, вследствие краха финансовой системы, ограбленная и деклассированная прослойка: ветераны, пенсионеры, педагоги, врачи, инженеры, библиотекари, артисты. Интеллигенция. Эти люди не сумели приспособиться к новым условиям жизни, среднего класса из них не получилось. Подземелье стало не просто средой их обитания, но способом их выживания. Это гигантский "блошиный рынок". Там торгуют, чем придется: водкой, газетами, сигаретами Мальборо, перегоревшими лампочками, всякой рухлядью. Там встречаются, общаются, знакомятся, играют на гармошке, на трубе и даже на виолончели. Там нищенствуют. Нищенство памяти незабвенных детей лейтенанта Шмидта поставлено в России на профессиональную основу. Никогда не узнаешь, настоящий ли это нищий, или переодетый под нищего профессионал. Но когда видишь человеческий обрубок, которого везут на коляске, понимаешь, что это настоящее, невыдуманное горе. Надписи на картонках, которые эти отверженные держат в руках или вешают на шею, вопиют: "Люди добрые! Помогите спасти голодных животных, подайте на молоко!", "Люди, помогите ветерану собрать деньги на протез!", "Дорогие братья и сестры, подайте, кто может, на восстановление обители". Старик - ветеран Великой Отечественной Войны, остался без жилья. Молодая женщина с отечным лицом и скорбно опущенными глазами держит на коленях закутанного в одеяло ребенка. Возле нее на земле стоит плошка для пожертвований. А мимо идут равнодушные люди. Равнодушие, усталость, социальная индифферентность - вот что характеризует современное российское общество. Жаль, на Нью-Йоркской выставке "Переходов" надписи не были переведены на английский язык. Американцев их содержание впечатлило бы. Они в массе своей люди сострадательные.

Тема сострадания к падшим доминирует не только в "Переходах" - во всем творчестве художницы. Даже когда она изображает мужиков, "соображающих на троих", или пьющих женщин. "Переходы" впервые демонст рировались в Москве на Крымском валу, потом в Нью-Йорке, в Лиман Колледже. Часть выставки долго кочевала по Европе, часть - по Америке, снискав художнице международную известность.

Теперь - о выставке "Моя Россия" в Расе University, которая после закрытия в Нью-Йорке переедет в Вашингтонский центр Кеннеди. Для "Переходов" и, частично, "Моей России" художница выбрала технику обманок. Фигуры в натуральный рост выпилены из фанеры и раскрашены. Несмотря на то, что они - плоскостные, эффект присутствия поразителен. Возникает ощущение, что ты - среди них, и рука непроизвольно тянется к карману, нащупывая мелочь. Вот что рассказывает о своей технике Татьяна Назаренко.

- Эта традиция была популярна в Европе в 18 веке, а оттуда перекочевала в Россию. Обманки ставились в усадьбах для оживления интерьера или ландшафта. В Кусково сейчас проходит выставка "Искусство обманки", где тоже есть мои работы. Там экспонируются обманки из коллекции музея и мои - рядом: собачка, сидящая на подушке, расписные блюда. Обманки изготовляются не только из дерева, но из фарфора и стекла. Очень модны были обманки, изображающие полки с фолиантами.

- Что навело вас на мысль об инсталляциях?

- Пространство. Мне был предоставлен для выставки в Москве огромный выставочный зал Третьяковской галереи, который надо было как-то заполнить. Инсталляции требуют именно такого пространства. Так родилась идея "Переходов". Фигуры для выставки "Моя Россия" я делала сама тут, в Провиденсе, а в Москве мне помогали муж и сын. Муж выпиливал фигуры, сын устанавливал их, вся семья была вовлечена в этот проект. Вообще, пространству я придаю большое значение. К 850-летию Москвы в альтернативной галерее Марата Гельмана была выставлена моя инсталляция "Московский стол". Я просто перенесла на экспозицию часть своей мастерской: мой рабочий стол и фигуры, стоящие вдоль стен. Но поскольку у Гельмана все немножко пахнет скандалом, то моя инсталляция тоже была воспринята как выпад против каких-то сил. Потом этот "Московский стол" купил Русский музей. Все это очень напоминает театральное действо. У нас сейчас очень модны видеоинсталляции: наряду с живыми актерами играют куклы, звучит музыка. В один из таких спектаклей были включены сюжеты из моих картин. Сейчас у меня в Москве одновременно проходят две выставки. Одна - в новом роскошном казино, другая - в музее Восточного искусства. В казино черные стены по периметру круглого зала продиктовали характер живописи. А в Восточном музее собрано все, что связано с Востоком.

- На выставке я видела черно-белые фотографии. На всех изображена одна и та же женщина, в которой без труда можно узнать вас. Очень странные фотографии: женщины погребены под снегом, торчат голые ноги. Какие-то груды железа.

- У меня было две выставки фотографий. Первая называлась "Конец тысячелетия. Гибель империи". Фотографии, которые вы видели - оттуда. Связаны они с всеобщим ожиданием апокалипсиса. Спорили только, когда он произойдет - в 2000 или в 2001 году. Тогда я и создала свою "Гибель империи". На окраине деревни в Тульской области посреди прекрасной природы я увидела какое-то ржавое железное чудовище - то ли бетономешалку, то ли останки космического корабля. Трава пробивалась сквозь бетон и железо. Потом выпал снег. Таким мне виделся конец света: разрушение и снег. Писать картины на эту тему было невозможно, и я решила обратиться к фотографии. Сделала серию, где отразила свое ощущение конца мира. Снимала себя сама, ставила аппарат на автоспуск. Хотела снять фильм на эту же тему, но "главный герой", этот железный монстр то ли рассыпался сам по себе, то ли его растащили на хозяйственные нужды. Я успела запечатлеть его на фотопленку в последний период его существования. Потом была еще одна фотовыставка, называлась "Другая жизнь".

- Почти по Пушкину - только добавить окончание строки: "и берег дальний".

- Так оно и получилось. Там были вместе фотографии русской деревни и Нью-Йорка - дальнего берега. Деревня была вся горизонтальная, а Нью-Йорк - весь вертикальный. Противопоставление двух реальностей, двух мироощущений.

- Поразительно, насколько ваше ожидание апокалипсиса совпало с реальными событиями 11 сентября в Нью-Йорке. Вам свойственно предчувствие? Говорят, что художники и поэты особенно наделены этим даром в силу эмоциональной обнаженности. Или ваше мироощущение по определению трагично?

- Пожалуй, вообще я пессимист. Я вам больше скажу: существует поверье, что когда мы очень четко представляем себе, что может произойти, мы как бы приближаем эти события. Я много смотрела фильмов с изображениями конца света, и когда увидела кадры с горящими небоскребами, решила, что это кино. Действительность оказалась намного страшнее. В серии "Гибель империи" я изобразила себя, как бы раздавленной толщей снега. В этот год я очень тяжело заболела. И у меня было точно то же состояние, в котором я себя снимала. Это было так страшно, что я дала себе слово никогда не доводить себя до такого состояния. Я думаю, не случайно по телевидению запретили показывать трупы. Хотя ваш замечательный фотограф Мееровиц, выставка которого была у нас в Москве, рассказывал, что он приехал на место обвала Близнецов через несколько дней и снимал все - ему разрешили. Он считает, что это свидетельство времени и должно остаться. Если он этого не сделает, то никто не сделает. Я думаю, что это слишком жестоко. Иногда - гигантская груда искореженного металла может сказать больше, чем трупы и кровь.

- Таня, что-нибудь изменилось в вашем мироощущении, в вашем творчестве за те уже полтора десятка лет, что мы знакомы?

- Я стала работать в другой технике, но мое мироощущение не переменилось. Ни перестройка, ни послеперестроечные дела не внесли ничего нового в мою жизнь. Я благополучно пережила распад Союза, все сложности, трудности. Мне по-прежнему интересны люди. Я чаще стала работать с инсталляциями деревянных фигур. Они являются логическим продолжением моих картин. Это, пожалуй, все.

- Не кажется ли вам, что само это понятие - обманки - как нельзя точнее отражает постперестроеч ную ситуацию в России: отпущенные цены, бездарные ваучеры, обещания перепрыгнуть пропасть между социализмом и капитализмом в один присест, банковские "пирамиды", разорение сотен тысяч людей, катастрофическое падение рубля - в итоге - обманутый народ, которому вместо реформ подарили нищенское существование. Обманули в очередной раз. Я не говорю о Москве, Москва - не Россия, как Нью-Йорк - не Америка, с той только разницей, что в Нью-Йорке, в отличие от Москвы, люди живут намного труднее, чем на периферии. У вас есть картина, которая саркастически иллюстрирует эту смену приоритетов. В витрине, полузавешенной тряпкой, с надписью "Замена витрины" стоят три лощеных манекена. У витрины стоят трое опустившихся мужиков с пивными кружками. Один из них - на костылях. Вот вам и "замена витрины". То есть образа жизни.

- Различие между тем, как живут сейчас в Москве и в любом другом городе России - колоссально. Просто колоссально. Это даже не передать словами. Ничего похожего. Художникам приходится особенно тяжело. Они находятся в тупике. В Москве все-таки есть галереи, можно что-то найти при достаточной мобильности и желании. Какие-то выходы есть. В провинции же абсолютно глухо.

- Как художники зарабатывают на жизнь?

- По-разному. В основном - за счет покупателей. Внутренний рынок очень бедный. Хотя существуют банки, корпорации, которые заказывают художникам картины. Но как-то странно бывает, когда картина неизвестного художника стоит 80 тысяч долларов. Невольно спрашиваешь себя: чем он знаменит? В каких музеях мира выставлялся? В каких каталогах значится? Ведь цена обеспечивается всей жизнью художника.

- Таня, вы как-то упомянули, что художникам андеграунда - тем, которые уехали - живется гораздо лучше на Западе, чем вам. Это спорный вопрос, им тоже тут (в Париже, Нью-Йорке, Берлине), за немногими исключениями, не медом помазано. Вряд ли они за границей добились таких успехов, как вы в России. Ведь Вы - действительный член Российской Академии художеств, член президиума Академии, профессор Суриковского института, лауреат Государственной премии, председатель комиссии по Государственным премиям в секции живописи. У вас международное имя, вы много и активно работаете и выставляетесь на родине и за рубежом.

- До перестройки люди с такими титулами, как у меня сейчас, жили во дворцах и имели все мыслимые блага. Все эти титулы были обеспечены материально. А сейчас это только почетное звание, не больше. Как действительный член Академии художеств я получаю... 70 долларов.

- Упал интерес к искусству?

- Не к искусству вообще, а к изобразительному искусству. К художникам, в частности. Изменилась система ценностей. Поп-звезды процветают. Никогда раньше они не были окружены таким восторгом и обожанием. Киркоров разъезжает на мерседесе и летает на собственном самолете. Люди всегда жаждали хлеба и зрелищ. А картина - это уже предмет роскоши, без нее можно обойтись. Поход в Третьяковку - обязанность, что-то вроде урока эстетического воспитания. Кроме того, необходимо учитывать еще один фактор. Мы так долго были изолированы от всего мира, что когда рухнула Берлинская стена, оказалось, что для всего художественного мира мы просто не существуем. Нас не знают. Ни гениального Филонова, ни Фалька. Не говоря уже о феномене социалистического реализма. А ведь там тоже были замечательные художники: Кончаловский, Петров-Водкин, Герасимов. Знают Шагала и Кандинского только потому, что они уехали за границу.

- Приносит ли вам удовлетворение ваша преподавательская работа? Ведь она отнимает у вас драгоценное время, которое Вы могли бы отдать творчеству. Или, может быть, она вас кормит?

- Какая тут кормежка. И морального удовлетворения тоже нет. Престиж профессии настолько упал, что она не приносит удовольствия. Когда я кончала Суриковский институт, для нас это был храм. Нынешние студенты относятся к учению совершенно иначе. Идут потому что престижно, надо же где-то учиться. А потом стоят на набережной Москва-реки, продают свои работы. Но, конечно, на каждом курсе всегда есть несколько талантливых ребят. И я чувствую ответственность за них. Потому и не ухожу.

Белла ЕЗЕРСКАЯ

Copyright © МАСЛОВКА - художники, картины, биографии, фотографии. Живопись, рисунок, скульптура. 20-й век Все права защищены.

Опубликовано: 2004-11-22 (27601 Прочтено)